- Отвратительная ночка, не правда ли? - он говорил, не отрываясь от дороги. Девушка молчала.
- Всю неделю такая парилка будет.
Девушка так и не проронила ни слова.
Вообще, за всё время она произнесла только одну фразу, и та была только адресом, да и то - более, чем приблизительным. Безразличное: 'До города.' И всё.
Шофёр уже намотал за почти сутки не одну сотню километров, и ему оставалось либо болтать, как дураку, либо, рано или поздно, вырубиться прямо за рулём.
Девушке можно было дать и семнадцать - по внешнему виду, и тридцать - по выражению лица. Шофёр знал такое - дома сидела дочка, ничем от пассажирки не отличавшаяся в этом плане.
- А в городе - куда именно? - раз в третий безуспешно попытался спросить шофёр. 'Как же рубит-то...' - подумал он. - 'И эта - сидит совой... Как же рубит-то...'
Он подобрал её на шоссе, километрах в пяти от старой, полузаброшенной деревни. Думал: веселее ехать будет, с попутчицей. Оказалось: ничуть не лучше.
Шофёр устало потёр уголки глаз. Его старенький 'форд' неторопливо шелестел шинами по ночному шоссе. День выдался на редкость безобразный: жара, духота, и ни намёка на ветер. Особенно, когда он грузился под палящим солнцем. Даже сейчас, когда воздух, по идее, двигался навстречу, на свежесть не было даже намёка. Знойное марево над капотом казалось непоколебимым.
И девушка так ничего и не говорила.
Она сошла в полкилометра спустя после границы города, когда над крышами домов забрезжил рассвет, предвещая очередной жаркий день. Безразличное: 'Спасибо.' Банкнот в пять марок на торпеде.
Шофёру стало совсем грустно: если девушки уже сейчас стали такими безразличными, что же ожидает Великую Тысячелетнюю Империю в будущем.